Они прибыли в Нью-Йорк еще до полудня. Том вытянул шею, чтобы посмотреть в окно, как всегда, испытывая трепет при виде небоскребов Манхэттена, едва различимых, как на картинах импрессионистов, сквозь дымку пушистых желто-белых облаков. Красиво и удивительно! Нигде в мире такое количество зданий не устремляется ввысь на такой крошечной площади! Самолет, монотонно гудя, пошел на посадку, ныряя, как небольшая рыбачья лодка, и с глухим стуком коснулся земли. Дальше — паспортный контроль, багаж, таможня... Розовощекий мужчина, невысокий и плотный, которого Фрэнк представил ему как шофера Юджина, очень обрадовался при виде Фрэнка.

— Фрэнк! Как ты? — дружелюбно и в то же время вежливо спросил Юджин. У него был английский акцент. Одет он был не в униформу, а как все: в рубашку с галстуком. — А, мистер Турлоу. Мои поздравления. Здравствуйте, Джонни.

— Привет, Юджин, — сказал Турлоу. — А это Том Рипли.

Том и Юджин обменялись приветствиями, затем Юджин продолжал:

— Миссис Пирсон пришлось утром поехать в Кеннебанкпорт, Сьюзи неважно себя чувствует. Миссис Пирсон предлагает вам либо переночевать на квартире, либо взять вертолет на вертолетной станции.

Они стояли на самом солнцепеке, сложив чемоданы на мостовой и не выпуская из рук ручной клади — по крайней мере, так сделал Том.

— А сейчас на квартире есть кто-нибудь? — спросил Джонни.

— В данный момент — нет. Флора в отпуске, — ответил Юджин. — Квартира закрыта. Миссис Пирсон сказала, что она, возможно, вернется в середине недели, если Сьюзи...

— Давайте поедем туда, все равно это по дороге. Ты не против, Джонни? — прервал его Турлоу. — Я хочу позвонить в офис. Возможно, мне придется сегодня туда съездить.

— Да, конечно. Мне тоже нужно просмотреть почту, — согласился Джонни. — А что со Сьюзи, Юджин?

— Точно не знаю. Кажется, сердечный приступ. Сегодня днем посылали за доктором. Звонила ваша матушка. Я привез ее сюда вчера вечером, мы переночевали на квартире. Она хотела встретить вас в Нью-Йорке. — Юджин улыбнулся. — Сейчас подгоню машину. Вернусь через пару минут.

Том задал себе вопрос, первый ли это сердечный приступ у Сьюзи. Флора — наверняка одна из служанок. Юджин вернулся на огромном черном «даймлер-бенце», все уселись в машину, сложив багаж в специальное отделение. Фрэнк сел спереди, вместе с Юджином.

— Все в порядке, Юджин? — спросил Джонни. — Как мама?

— О да, сэр, думаю, все хорошо. Конечно же, она беспокоилась о Фрэнке. — Юджин вел машину со знанием дела, но не позволял себе ни малейших вольностей. Его манера напомнила Тому об одной брошюре о «роллс-ройсах»: автор советовал водителям не выставлять локоть в открытое окошко, потому что это выглядит неряшливо.

Джонни закурил, ткнул пальцем в бежевую кожаную обивку, появилась пепельница. Фрэнк молчал.

Наконец-то Третья авеню. Лексингтон. В отличие от Парижа, Манхэттен похож на соты, повсюду — маленькие ячейки, гул, суета, люди снуют, словно муравьи, — что-то тащат, грузят, мечутся туда-сюда, сталкиваясь друг с другом. Машина остановилась напротив дома с тентом над подъездом до самого поребрика. Улыбающийся швейцар в серой униформе открыл дверцы машины, приветственно приложив руку к фуражке.

— Добрый день, мистер Пирсон, — сказал он.

Джонни поздоровался с ним, назвав его по имени. Они миновали стеклянные двери и на лифте поднялись наверх, багаж доставили на другом лифте.

— У кого-нибудь есть ключ? — спросил Турлоу.

— У меня, — с ноткой гордости ответил Джонни и достал из кармана связку ключей.

Юджин отогнал машину.

Квартира имела номер 12А. Вошли в огромный роскошный холл. Некоторые кресла в гостиной — те, что ближе к окнам, — были закрыты белыми чехлами, венецианские жалюзи на окнах были спущены, поэтому в комнате царил полумрак. Джонни позаботился обо всем: улыбаясь, будто он был счастлив вернуться домой, если, конечно, это можно было назвать домом, он поднял жалюзи, чтобы впустить в гостиную свет, и зажег большой торшер. Том заметил, что Фрэнк задержался в холле, просматривая пачку писем. К нему вернулось прежнее напряжение, он выглядел хмурым. «От Терезы — ничего», — понял Том. Однако в комнату Фрэнк вошел спокойно, ленивой походкой. Он посмотрел на Тома и сказал:

— Ну вот, Том. Это он и есть или, по крайней мере, его часть. Наш дом.

Том вежливо улыбнулся, потому что Фрэнк этого ждал. Том подошел к посредственному портрету, висевшему над камином (интересно, камин действует?); на нем была изображена миловидная блондинка («Мать Фрэнка», — предположил Том): хороший макияж, руки не на коленях, а свободно лежат на подлокотнике и спинке бледно-зеленого дивана. На ней темное платье без рукавов с ярко-оранжевым цветком у пояса. Губы мягко улыбаются, но художник перестарался, и Том не уловил в улыбке ни живости, ни характера. Интересно, сколько Джон Пирсон отвалил за эту мазню? Турлоу в холле разговаривал по телефону, наверное, с кем-нибудь из офиса. Тому было совсем не интересно, о чем он говорит. Теперь Джонни просматривал почту. Два конверта он положил в карман, третий вскрыл. Он выглядел довольным.

В гостиной два больших дивана коричневой кожи — Том разглядел нижнюю часть одного из них, не закрытую чехлом, — составляли прямой угол, в комнате также находился огромный рояль, а на нем — стопки нот. Том подошел поближе, чтобы разглядеть ноты, но его внимание привлекли две фотографии на крышке рояля. На одной из них был темноволосый мужчина с ребенком лет двух на руках, светловолосый малыш весело смеялся. «Джонни, — предположил Том, — а мужчина — Джон Пирсон». Вряд ли ему здесь больше сорока, в темных глазах — дружелюбная улыбка. Том подумал, что Фрэнк похож на него. Вторая фотография Джона тоже производила впечатление: Джон в белой рубашке, без галстука, без очков, вынимал изо рта трубку и, улыбаясь, выпускал облачко дыма. Глядя на это фото, трудно было представить себе старого тирана или лишенного сентиментальности бизнесмена. На нотной тетрадке, лежавшей на рояле, витиеватым почерком было написано: «Милая Лотарингия». Лили играет? Том всегда любил «Милую Лотарингию».

Появился Юджин, тут же из соседней комнаты вышел Турлоу с виски и содовой в руках. Юджин поинтересовался у Тома, не хочет ли он чего-либо освежающего — чая или чего-то покрепче. Том отказался. Турлоу и Юджин принялись обсуждать дальнейшие действия. Турлоу предлагал взять вертолет, Юджин соглашался, но спрашивал, все ли поедут. Турлоу взглянул на Фрэнка, он бы не удивился, если бы Фрэнк сказал, что предпочитает остаться с Томом в Нью-Йорке, но тот произнес:

— Хорошо. Поедем все вместе.

Юджин отправился звонить. Фрэнк вывел Тома в холл.

— Хотите посмотреть мою комнату?

Он отворил вторую дверь направо. Жалюзи и здесь были опущены, и Фрэнк, потянув за шнурок, поднял их. Том увидел длинный стол, ровные ряды книг, сложенные стопками школьные блокноты и две фотографии девушки, очевидно Терезы. На одной она была в венке из цветов, в белом платье, розовые губы озорно улыбались, глаза блестели. «Королева бала», — подумал Том. На второй фотографии, тоже цветной, но поменьше, были запечатлены Фрэнк и Тереза на площади Вашингтон-сквер. Фрэнк держал ее за руку, Тереза была в расклешенных бежевых джинсах и хлопчатобумажной блузке, в одной руке — крохотный пакетик, наверное, с арахисом. Фрэнк выглядел красивым и счастливым, как юноша, уверенный в своей девушке.

— Моя любимая фотография, — сказал Фрэнк. — Здесь я выгляжу старше. Снято недели за две до моего отъезда в Европу.

То есть за неделю до того, как он убил своего отца. Том опять почувствовал тревожащее его сомнение: убил ли Фрэнк своего отца? Или он все придумал? Подростки верят в свои фантазии. В нем угадывалась способность сильно и глубоко чувствовать, совсем не характерная для Джонни. Такому, как Фрэнк, понадобится год, а может быть, и целых два, чтобы оправиться после измены Терезы. С другой стороны, выдумать убийство и рассказать об этом мог лишь человек, горящий желанием привлечь к себе внимание, а Фрэнк был явно не из таких.